— Бикбаев, Тимофеев, за мной, — начинает действовать отличный солдат и, наконец, убирается в сторону дороги.
Правильно сообразил, там стоит брошенный «Опель-Блитц» с развороченным мотором, но кузов уцелел, его борта на щит вполне пойдут. Только я бы к старшине зашел, и инструмент взял — голыми руками с кузовом не справиться. Ничего, в следующий раз умнее будет.
— Огонь!
Гах! Гах! Четвертый и пятый трассеры бронебойных снарядов исчезают в сером прямоугольнике щита, установленного в сотне метров от огневой позиции.
— Ну как? — интересуется Сладков, тоже пришел посмотреть на новый способ.
— Отлично, — я отрываю от глаз бинокль и возвращаю его лейтенанту, — в самый центр.
Сама проверка несложная, только требует тщательности и аккуратности, да и результат дает чуть лучше, чем прежние способы. На прицеле выставили нулевые установки, выпустили по щиту три снаряда, нашли среднюю точку пробоин и провели через нее вертикальную линию. На этой линии отмеряем шестьдесят миллиметров вверх — это точка, в которую направлен ствол. Проводим через эту точку горизонтальную линию — линию ствола. Вправо откладываем пятьсот восемьдесят миллиметров, влево — пятьсот девяносто пять, на столько разнесены правый и левый коллиматоры от оси ствола. Теперь поднимаемся в этих точках еще двадцать четыре сантиметра и находим точки, в которые должны быть направлены перекрестья коллиматоров. Регулируем их, закрепляем и выпускаем два проверочных снаряда.
Взводный подходит к щиту, рассматривает пробоины.
— Хорошо, очень хорошо. Ну что, к бою готовы?
— Готовы, товарищ лейтенант.
На самом деле к бою готова только пушка, а с расчетом еще работать и работать. Тем более что одного из наводчиков нам на следующий день придется лишиться.
— На завтрашний день ефрейтор Ложкин поступает в распоряжение старшины для оборудования батарейного отхожего места…
— За что? — не выдерживает наказанный.
— Во-первых, за задержку с доставкой щита, — тут моя совесть чиста, я дал ему час, за который вполне можно было успеть справится, а они провозились, как минимум, полтора, а может, и все два. — Во-вторых, за то, что перебили старшего по званию и должности. В-третьих, кто, если не вы? В-четвертых… Ладно, хватит и трех причин. Понятно?
— А когда это вы успели со старшиной договориться? — не унимается ефрейтор.
— Пока вы со щитом возились. В том, что в срок вы не уложитесь, у меня сомнений не было — сразу инструмент надо было брать, а не гонять за ним Тимофеева.
Вообще-то за время отсутствия Ложкина с командой я успел не только со старшиной договориться, но и «подорваться». Точнее, сначала «подорвался», а потом договорился — надоело!
— Да вы не расстраивайтесь так, товарищ ефрейтор, не одному вам на этом ответственном участке трудиться придется. От каждого расчета выделяется по одному человеку, вы — старший. За сутки должны справиться. Заодно и навыки командирские разовьете.
Последнее сорвалось с языка непроизвольно, не хотел я этого говорить, но какой-то черт дернул меня за язык. Ефрейтор Ложкин — не самый худший представитель хомо зенитикус, это я уже успел заметить. Технику знает, с людьми ладит, а то, что амбиции у парня чуть повышенные, так молодой еще. Но, что сказано, то сказано, назад не вернешь.
— А сейчас приступаем к чистке ствола и механизмов автоматики.
Все-таки, у нового способа проверки нулевой линии есть свои недостатки.
— По танку. Бронебойными. Скорость пять. Четыре.
Четыре — это дальность в гектометрах. С такого расстояния лязг гусениц и рев мотора слышны отчетливо. Невольно я командую тише, как будто танкисты могут меня услышать.
— Есть цель, — докладывает Ложкин.
Неужели они нас действительно не видят? Хотя со стороны наша пушка выглядит сейчас как большой куст — столько веток мы привязали к станку, что расчет еле помещается, а заряжающий Бикбаев едва может развернуться.
— Огонь! — командует Сладков.
— Огонь!
Теперь голос можно не сдерживать, танк приблизился на ожидаемое расстояние и подставил борт.
— Трасса прошла за кормой танка, — дает вводную лейтенант.
— Полтанка влево, дальность три, — тут же реагирую я.
Тридцатьчетверка разворачивается, плюясь с кормы черным выхлопом и разбрасывая с гусениц донской чернозем. Механик-водитель добавляет оборотов и, выдав назад еще более плотную черную завесу, танк движется на исходную. В связи с приближением немецкого наступления под Курском нас на танки натаскивают почти также интенсивно, как на самолеты. Вот и сейчас учимся стрелять не по воображаемому, а вполне реальному танку. Впрочем, танкистов, мотострелков, разведчиков гоняют не меньше нашего.
— Хорошо, — подводит итог взводный, — пока все.
— Матчасть в исходное, — добавляю я.
Приближается время обеда, поэтому команда выполняется с особым рвением.
— Командир, а кухня-то нас сегодня найдет? — интересуется Коробовкин.
— А черт ее знает.
Может и не найти. Или не искать. Тогда придется начинать вторую часть учений с бурчащим от голода животом.
— Вон, комсорг идет, — замечает Ложкин. — У него спроси.
После упразднения политруков, их обязанности частично возложили на комсорга и парторга батареи. Вот они и бегают, беседы проводят, боевой дух нам поднимают. На сей раз оказалось, что комсорг пришел по мою душу.
— Послезавтра состоится совещание по обмену опытом и упорядочению возрастных взаимоотношений, — сообщил он. — От нашей батареи решено направить вас.