Зенитчик-2 - Страница 78

— Осколочным! Скорость сто пятьдесят! Семь! Непрерывным. Огонь!

Второй заход немца встречают дружно, даже некоторые десантники палят из своих ручников и карабинов. Фриц не остается в долгу, отвечая из всех шести стволов. Но главную партию играем все-таки мы, зенитчики — взрыв снаряда под двигателем был виден четко. Потянув за собой жирный черный хвост дыма, «фока», используя набранную при пикировании скорость, постарался набрать высоту, преследуемый пунктирами пулеметных трасс и трассерами наших снарядов. Достигнув верхней точки, самолет на мгновение замер и от него отделился сначала один предмет, а когда «фоккер» уже начал валиться на крыло — второй. Буквально тут же над вторым раскрылся белый купол парашюта. Самолет, падая, намного опережает пилота и, ударившись о землю, взрывается.

— Е-есть!!! Ура-а-а!!!

Глоток никто из расчета не жалел. Еще десять секунд назад грозный и смертельно опасный враг был повержен. Над колонной в двух местах поднимается черный дым, буквально в сотне метров от нас горит полуторка-санитарка, именно она стала последней целью сбитого фрица. Причем это уже второй за последние две минуты. Между тем, ветер начал сносить летчика обратно к дороге. Поднявшиеся с земли десантники, задрав головы, как завороженные следили за этим полетом. Но вот какой-то солдатик вскинул к плечу винтовку, с затвором, однако, справился не сразу.

— Не стрелять! Не стрелять!

Какой-то офицер кинулся в гущу десантников, хватаясь за стволы винтовок.

— Не стрелять! Живым взять!

Какое там, выстрелы сыпанули горохом, чуть позже к ним присоединился «дегтярь», потом второй. Даже было видно, как вздрагивало тело летчика от попадающих в него пуль. Люди мстили за погибших в «санитарке» и за свой, только что испытанный страх. Почти неуязвимый враг вдруг оказался на расстоянии прицельной дальности их оружия. Парашюту тоже досталось, и последние полсотни метров тело пролетело со все возрастающей скоростью падения. Выстрелы смолкли, и труп шмякнулся на землю в полной тишине. Только трещала горевшая «санитарка», около нее суетились люди, но спасли кого или нет было непонятно.

— Пошли, посмотрим, — предложил я, указывая в сторону гаснущего парашюта.

— Зачем? — удивился Ложкин. — После такой стрельбы от него там немного осталось.

— Документы заберем, — поддержал меня Сладков. — Для подтверждения сбитого. Первый с концами сгорел, еще надо будет на него у танкистов подтверждение взять.

Сладков двинулся первым, я за ним, следом увязался и Ложкин. К моему удивлению, труп оказался хоть и основательно продырявленным, но, в общем, целым, а голова в сеточке и ушастых наушниках совсем не пострадала. При жизни летчик, видимо, походил на поросенка с выставки достижений какого-нибудь швабского свинского хозяйства, был такой же молодой, розовый, гладкий и упитанный. Смерть обескровила и исказила его лицо.

— Ишь, боров какой, — высказал свои впечатления Ложкин. — И чего на второй заход пошел? Ведь видел же, чем все это для первого закончилось.

— За ведущего мстил, — предположил я.

— Или с перепугу не понимал куда лезет, — выдвинул свою версию лейтенант. — Совсем пацан еще.

— По «санитарке» этот пацан бил весьма прицельно и настойчиво.

— Черт, пистолет покорежили!

Своего пистолета у взводного до сих пор не было, и эта попытка обзавестись личным оружием также не удалась. Лейтенант расстегнул комбинезон и, покопавшись, вытащил сильно запачканный кровью зольдбух летчика. Раскрыл.

— Лейтенант фон… Дальше все кровью все заляпано. Барон, наверное. Или граф.

— Ага, белая кровь, голубая кость.

— Не любишь ты, сержант, аристократию, — заметил Сладков.

— Аристократов не люблю, — поправил я. — Особенно немецких. Особенно из люфтваффе. А вот с какой-нибудь немецкой аристократкой, может, и доведется полюбиться, если доживу. А что? Знаешь, лейтенант, немецкие аристократки — самые страстные женщины.

— А ты откуда знаешь?

— Знающие люди говорили. Вот дойдешь до первого немецкого замка, дверь распахни, но сразу не входи, сначала из ППШ очередь в потолок дай, а уж затем и сам появляйся. Вот тогда и увидишь, как немецкая баронесса или графиня русского мужика хочет. Так хочет, что аж вся трясется.

— Дурацкие у тебя шутки, сержант, — насупился взводный.

Старый анекдот попал на неблагоприятную почву — Сладков продолжает гулять со своей связисткой. Держась за ручку. Сомневаюсь, что они хоть раз поцеловались.

— Ладно, пошли, — командует лейтенант, — скоро движение начнется. Чего на этого подсвинка освежеванного любоваться?

Сладков с Ложкиным пошли обратно к дороге, я чуть задержался. Когда они уже не могли меня слышать, я пробормотал себе под нос.

— Может, и шутка. А, может, объективная реальность? Поди, знай.

Может, еще и узнаю. Чем черт не шутит? Хотя что-то мне подсказывает, что до Германии я так и не доберусь.

Пушка прицеплена к грузовику, расчет забирается в кузов. Танк сдвигает еще дымящуюся, несмотря на противно моросящий мелкий дождь, полуторку в кювет. Дорога свободна. Надсадно воя двигателем, «шевроле» выползает на дорогу. Остаются позади сложенные на обочине тела тех, кому не повезло, позже ими займется похоронная команда. «Тридцатьчетверка», видимо уклоняясь от одной бомбы, носом съехала свежую в воронку от другой, и сейчас ее пытаются вытащить другим танком. Дело не ладится, и мат танкистов перекрывает звук танковых дизелей, работающих на холостом ходу.

Пауза между налетами длилась столько, сколько потребовалось «штукам» чтобы вернуться на аэродром, дозаправится, подвесить бомбы и долететь до нас.