Зенитчик-2 - Страница 85

— Энтфанен.

Унтер обратился к капитану, тот, подумав пару секунд, кивнул. Унтер взял со стола мою фляжку, а также круглую жестяную коробку с зубным порошком и мыло, вытащенные из сумки. Сунул все это добро мне и толкнул к выходу.

— Коммен.

Во дворе меня отвели к бревенчатому сараю. Стоявший у входа часовой открыл дверь. В вечерних сумерках я успел заметить, что в сарае было еще несколько наших пленных. Унтер втолкнул меня внутрь, дверь со скрипом закрылась. Наступила почти полная тьма, свет пробивался только в щель над дверью. Встретила меня полная тишина и тогда я поздоровался.

— Здорово, мужики.

— Вода есть? — вместо приветствия поинтересовался справа снизу хриплый бас.

— Есть.

Угадав в темноте протянутую руку, я сунул в нее флягу. Бас отвинтил крышку, забулькал, потом пустил флягу по кругу.

— С полудня без воды здесь сидим, — пояснил бас. — А ты кто такой?

— Сержант, зенитчик.

— Откуда?

Я назвал номер корпуса.

— А сюда как попал?

— За снарядами поехали, на обратном пути на немецкие танки нарвались. Я успел выпрыгнуть, а шофер нет.

— Повезло, — констатировал бас. — Допрашивали?

— Было.

— Сильно били?

Гул в голове почти прошел, но левое ухо болело сильно, зубы, вроде, не шатались.

— Почти не били. Так, для порядка.

— Садись, — предложил бас и когда я сел, опершись спиной на бревенчатую стену, представился, — ефрейтор Хватов, триста тридцать шестой стрелковый полк.

Я тоже назвался. Глаза понемногу привыкли к темноте и я смог различить, что в небольшом помещении кроме меня и Хватова находилось еще двое, но они почему-то в разговоре участия не принимали. Ефрейтор вернул мне почти пустую флягу и я вылил в горло остатки воды.

— Ты здесь надолго обосноваться собрался или как? — спросил Хватов.

— Не, не нравится мне у Гитлера на харчах, — признался я.

— Как уходить собираешься?

— Пока не знаю. Если бы я из плена по три раза на день бегал, то знал. А так как я здесь впервые, то надо подумать.

Я пощупал дощатый пол под собой.

— Пол разобрать не пробовали?

— Пробовал уже — бесполезно. Прибит на совесть, без инструмента не справится. И часовой услышать может.

— А потолок?

— То же самое.

Да-а, ситуация. Снаружи дверь заперта на щеколду, изнутри не открыть, да и часовой клювом щелкать вряд ли будет. Дождаться, когда утром принесут пожрать, если принесут, и напасть на часового? Из области фантастики. И фрицев во дворе днем будет немало. Остается только одно.

— Уходить надо, когда дальше погонят. Выбрать момент, и в кусты.

— Да нет здесь кустов, — высказался ефрейтор, — одни поля вокруг.

— Да это я уже заметил, — насупился я. — Были бы хоть какие кусты, я бы сейчас в своей батарее кашу лопал, а не в этом сарае с вами загорал. Кстати, а они, почему молчат?

— Да они из Средней Азии, по-русски ни бельмеса.

Вот и попробуй сбеги в такой компании. Хотя ефрейтор, вроде, нормальный парень.

— Ладно, утро вечера мудренее. Может, наши вернутся. Фрицев немного прорвалось: танков десятка полтора, панцергренадеров батальон, да и тот явно не полный, скорее на пару рот потянет. Наш корпус этим не остановить.

— Твои бы слова да… Ладно, завтра увидим. А пока давай спать, завтра силы могут понадобиться.

Я с ефрейтором Хватовым мысленно согласился, сполз по стене ниже, пристроил голову на бревне нижнего венца и под голодное урчание в животе постарался заснуть. Самый длинный день в моей жизни закончился. Я потерял товарищей, свободу, пусть относительную. Немцы сорвали с меня погоны и набили морду. Остались только кусок мыла, жестянка с зубным порошком, пустая фляга и надежда. Она, как известно, умирает последней. И она всегда будет со мной, пока я жив.

Глава 11

Фрицы открыли дверь в сарай и выгнали нас на улицу еще затемно. Во дворе происходила какая-то нездоровая суета. Вчерашний мордатый унтер приказал встать возле стены сарая и приставил к нам второго часового. Наблюдая за бегающими по двору фрицами, я вдруг понял — да они же драпать собираются! Видимо, удержать эту деревеньку они не наделись или по каким-то своим тактическим соображениям не считали нужным. Негромко прошипел стоящему рядом ефрейтору.

— Пока темно, можно попытаться.

Тот еле заметно кивнул. Прозвучала гортанная команда, суета начала стихать, на улице формировалась колонна. Опять появился унтер-офицер, и часовые погнали нас в хвост колонны. Особенно доставалось обоим азиатам, мне даже жалко их стало. Они готовы были выполнять команды немцев, но никак не могли понять, чего от них хотят. Охранники злились и пускали в ход приклады карабинов.

Наконец, построились и пошли. Из деревни вышли, когда небо на востоке уже начинало светлеть. Я поймал вопросительный взгляд Хватова, огляделся, оценивая обстановку, и отрицательно качнул головой. Впереди около батальона фрицев, позади еще где-то взвод, по бокам двое бдительных охранников. Слишком много лишних глаз и стволов. Тут даже темнота не станет спасением, да и темнота уже весьма относительная, скорее, рассветные сумерки.

Когда мы прошли несколько километров, колонна остановилась, а нас четверых погнали дальше. Конвоировали двое солдат и унтер-офицер. К своим конвойным обязанностям они относились не просто добросовестно, а еще и проявляли служебное рвение, даже попытки перекинуться парой слов пресекали своим лаем, сволочи, а когда я не внял, получил по спине прикладом тяжеленного маузера. Хорошо хоть хребет успел убрать, но теперь каждое движение правой рукой причиняло боль, и я заткнулся.