Зенитчик-2 - Страница 90

— Швейцария должна быть неподалеку.

— Так ведь границу фрицы должно быть крепко стерегут.

— А ты думал? Но из всех путей, этот — наиболее реальный. Надо будет только подготовиться: информацию собрать, хлеба подкопить. Тогда можно и…

С этими мыслями мы заснули.

Следующий день принес разочарование: швейцарский маршрут у местных беглецов пользовался огромным успехом. Надо сказать, что смельчаков, рискнувших отправится в такое путешествие, было немного. До Швейцарии было всего две сотни километров, но граница проходила по горам и через озеро Бодензее. И очень хорошо охранялась. Поэтому пересечь ее удавалось не многим. Тех, кого не дострелили немецкие пограничники, привозили в лагерь и казнили здесь или публично отправляли в лагерь смерти. Хотя, неделю назад пара наших соотечественников «подорвала» с одного из сахарных заводов и немцы до сих пор молчали об их судьбе, что наводило на мысль — беглецам удалось добраться до своей цели, по крайней мере, их до сих пор не поймали. Кто-то из доброхотов даже поделился с Хватовым технологией побега.

— Надо украсть велосипеды, доехать до озера, — шепотом, но от этого не менее горячо доказывал мне ефрейтор, — а потом обмотаться велосипедными камерами и переплыть его.

— Тебе что, в рукопашной мозги отшибли? Ты до хрена у немцев великов видел? Они у немцев не на каждом углу стоят, — сомневался я, — а их еще стырить надо суметь. Во-вторых, на обычных дорожных велосипедах по горам не поскачешь. И в-третьих, озеро горное, глубоководное, вода должна быть холодная. Это тебе не сочинском пляже в середине августа перед девками выпендриваться. Даже если не брать в расчет пограничные катера, ты выдержишь заплыв на несколько километров в ледяной воде?

Мой не в меру горячий оппонент только пожал плечами.

— Не ссы, прорвемся.

— А вот я не уверен. Поэтому не гони волну, давай еще репу почешем, а потом будем решение. Пока же информации недостаточно. К тому же сначала надо выбраться из лагеря, а это тоже непросто.

Однако, буквально на следующий день судьба повернулась к нам своим парадным фасадом и помогла сделать первый шаг к свободе, более того, она даже сократила дистанцию до нее. С утра, меня Хватова и еще троих счастливчиков вывели из лагеря под конвоем двух солдат, привели на станцию и запихнули в товарный вагон. Через несколько часов нас выгрузили на небольшой станции. Неподалеку от железнодорожного полотна стоял сборный барак, огражденный колючей проволокой, в него нас и отвели.

Два десятка старожилов быстро разъяснили нам местные реалии. Жили они здесь практически автономно, работали на фирму, занимающуюся ремонтом железнодорожных путей. Рабочий день по десять-двенадцать часов, невзирая на погоду. Работа тяжелая, но и кормят значительно лучше, чем в лагере. Даже ежемесячно платили зарплату от фирмы — по десятку-другому пфеннигов, причем платили по-разному: кто плохо работал — получал меньше, за этим следил мастер. Но самое главное было то, что сбежать из-под такой охраны не составляло никакого труда, а до швейцарской границы «всего» около ста двадцати километров. Осталось только продумать, как преодолеть эти самые километры, особенно последний.

Изнутри барак был разделен перегородкой. С одной стороны перегородки обитали мы, с другой — четыре солдата и унтер-офицер. Солдаты здесь назывались вахманами — солдатами несущими вахту. На двери с нашей стороны надпись на немецком «Не входить», мы и не входили. На окнах железные решетки и деревянные ставни. Вдоль стен стоят двухэтажные железные койки. На койках лежат бумажные тюфяки, набитые соломой. Койка застлана старым байковым одеялом, используемым в качестве постельного белья. Второе одеяло служит собственно одеялом. Посреди комнаты стоит буржуйка. Обстановку дополняли длинные деревянные столы и скамьи. На ночь барак запирался, а во двор выпускали сторожевую собаку.

Подняли нас в шесть утра. Двое пленных с одним вахманом отправились за завтраком, который готовил для нас ближайший «гастхаус». Остальные наводили порядок в бараке. В пределах огороженного периметра находились уборная и комната для умывания — «вашераум». На крыше этого сооружения стоял бак, в который насосом из речки подавалась вода. Утром там можно было умыться, а вечером даже постирать одежду. Потом завтрак из миски баланды и половины хлебца. Хлебцы эти пекли в том же гастхаусе, на день двоим, полагался один такой хлебец.

Если до места работы было недалеко, то гоняли пешком, если далеко — везли в товарном вагоне. Двое, заявившие, что они больны, могли оставаться в бараке. «Болели» пленные по очереди, давая отдых наиболее обессилевшим. Нередко наша команда делилась на более мелкие группы, которые работали под охраной одного-двух вахманов. Еще большее удивление вызвал тот факт, что вместе с нами работали гастарбайтеры из других стран: поляки, чехи, румыны, даже один итальянец. Причем многие из них приехали на работу в Германии еще до войны, да так и остались работать на частную немецкую фирму. После войны, когда страны восточной Европы окажутся за «железным занавесом», сбудутся ночные кошмары всех нацистов и их место займут турки и арабы. Экономика Германии всегда нуждается в дешевой рабочей силе.

Работа начиналась и заканчивалась по свистку мастера, пожилого фрица, носившего в петлице значок с шестеренкой и свастикой. Мастер был сух и требователен со всеми, и с пленными, и с гастарбайтерами. Никому не доверяя, проверял уплотнение щебенки под шпалами ударом острой кирки. Мастера побаивались, поскольку по его жалобе запросто могли отправить обратно в лагерь, чего никому не хотелось. Помощником мастера называли молодого здоровенного немца, не попавшего в армию только по причине умственной отсталости. Но он был немец, поэтому, несмотря на тупость, считался помощником мастера. Пленных он люто ненавидел, постоянно нас задирал и, если бы ему дали в руки оружие, то не сомневаюсь, первым делом он перестрелял всех нас.